Произнеся  эту  фразу,   он   подозрительно   посмотрел   на
собеседника.  Мистер  Моррис,  хотя  его  толстые  губы тронула
улыбка, ответил совершенно серьезно:
   --  Если  вам  предложат  что-нибудь  противозаконное,   вы,
разумеется, в полном праве отказаться.
   И  улыбнулся  -- вот нахал! Улыбнулся так, будто знал, что в
прошлом  Ломбард  вовсе  не  был   таким   строгим   ревнителем
законности.
   Ломбард  и  сам  не сдержал усмешки. Конечно, раз или два он
чуть было не попался! Но ему все сходило с  рук!  Он  почти  ни
перед  чем  не  останавливался.  Вот именно, что почти ни перед
чем.  Пожалуй,  на  Негритянском  острове   ему   не   придется
скучать...
   Мисс  Брент  --  она  ехала в вагоне для некурящих -- сидела
прямо, будто палку проглотила:  она  не  привыкла  давать  себе
потачку. Ей было шестьдесят пять, и она не одобряла современной
расхлябанности.  Ее  отец,  старый  служака полковник, придавал
большое значение осанке. Современные  молодые  люди  невероятно
распущены  -- стоит только посмотреть на их манеры, да и вообще
по всему видно...
   Сознание  своей  праведности   и   непоколебимой   твердости
помогало  мисс  Эмили  Брент  переносить  духоту  и  неудобства
поездки в битком набитом вагоне третьего класса.
   Нынче  все   так   себя   балуют.   Зубы   рвут   только   с
обезболиванием,  от бессонницы глотают разные снотворные, сидят
только на мягких креслах или  подсунув  под  спину  подушку,  а
молодые  девушки  ходят  Бог  знает в чем, не носят корсетов, а
летом и  вовсе  валяются  на  пляжах  полуголые...  Мисс  Брент
поджала  губы.  Своим  примером  она  хотела  бы  показать, как
полагается  вести  себя   людям   определенного   круга...   Ей
вспомнилось  прошлое  лето.  Нет,  нет,  в  этом году все будет
иначе. Негритянский остров... И она  вновь  мысленно  пробежала
письмо, которое столько раз перечитывала:
   "Дорогая мисс Брент, надеюсь. Вы меня еще помните? Несколько
лет  тому  назад  в августе мы жили в Беллхевнском пансионе, и,
как мне казалось, у нас было много общего.

"Что  ж,  он  с  удовольствием  поговорит о старых временах.
Последние годы у него было  ощущение,  будто  прежние  товарищи
стали  его  сторониться.  А  все  из-за  этих  гнусных  слухов!
Подумать только: ведь с тех пор прошло почти тридцать  лет!  Не
иначе,  как  Армитидж  проболтался,  --  решил он. -- Нахальный
щенок. Да и что он мог знать? Да ладно, не надо об этом думать.
К тому же, скорее всего ему просто мерещится -- мерещится,  что
то один, то другой товарищ поглядывает на него косо.
   Интересно  посмотреть, какой он, этот Негритянский остров. О
нем ходит столько сплетен. Похоже, слухи о том, что его  купило
Адмиралтейство, Военное министерство или Военно-воздушные силы,
не так уж далеки от истины...
   Дом  на  острове построил Элмер Робсон, молодой американский
миллионер. Говорили,  ухлопал  на  него  уйму  денег.  Так  что
роскошь там поистине королевская...
   Эксетер!  Еще  целый  час  в  поезде!  Никакого  терпения не
хватит. Так хочется побыстрее приехать..."
   Доктор Армстронг вел свой "моррис" по Солсберийской равнине.
Он совсем вымотался... В успехе есть и своя оборотная  сторона.
Прошли те времена, когда он сидел в своем роскошном кабинете на
Харли-стрит  в  безупречном костюме, среди самой что ни на есть
современной аппаратуры и ждал, ждал дни напролет, не зная,  что
впереди -- успех или провал...
   Он  преуспел.  Ему  повезло!  Впрочем,  одного везения мало,
нужно еще и быть хорошим профессионалом. Он знал свое  дело  --
но  и этого недостаточно для успеха. Требовалось еще, чтоб тебе
повезло.  А  ему  повезло!  Неопределенный  диагноз,   одна-две
благодарные   пациентки  --  состоятельные  и  с  положением  в
обществе, -- и вот уже о нем заговорили: "Вам надо обратиться к
Армстронгу, он хотя и молодой, но такой знающий: возьмите  Пэм,
у  кого только она ни лечилась -- годами, я вам говорю, годами,
а Армстронг только взглянул -- и понял, что с ней".
   И пошло-поехало.
   Так доктор Армстронг стал модным врачом. Теперь дни его были
расписаны по минутам. У него не оставалось  времени  на  отдых.
Вот  почему  этим августовским утром он радовался, что покидает
Лондон и уезжает на несколько дней на остров у берегов  Девона.
Конечно,  это  не  отдых  в  полном  смысле  слова. Письмо было
написано  в  выражениях  весьма   неопределенных,   зато   чек,
приложенный  к  письму, был весьма определенным. Гонорар просто
неслыханный. У этих Онимов, должно быть, денег куры  не  клюют.
Похоже,  мужа  беспокоит  здоровье жены, и он хочет узнать, как
обстоят дела,  не  потревожив  ее.  Она  ни  за  что  не  хочет
показаться доктору. А при ее нервах...
   "Ох,  уж  мне эти нервы! -- Брови доктора взлетели вверх. --
Ох, уж мне эти женщины и  их  нервы!"  Ничего  не  скажешь,  их
капризы  шли  ему  на  пользу.  Половина женщин, которые к нему
обращались, ничем не болели, а просто  бесились  от  скуки,  но
попробуй  только  заикнись  об  этом!  И  в конце концов, разве
трудно отыскать то или иное недомогание: "У  вас  (какой-нибудь
научный   термин   подлиннее)  несколько  не  в  норме,  ничего
серьезного,  но  вам   следует   подлечиться.   Лечение   самое
несложное..."  Ведь  в медицине чаще всего лечит вера. А доктор
Армстронг знал свое дело, что-что, а обнадежить,  успокоить  он
умел.
   "К  счастью, после того случая, когда же это было -- десять,
да нет, уже пятнадцать лет тому назад, он сумел  взять  себя  в
руки. Он просто чудом выпутался. Да, тогда он совсем опустился.
Но потрясение заставило его собраться с силами. На следующий же
день   он   бросил  пить.  Ейей,  просто  чудо,  что  он  тогда
выпутался..."
   Его оглушил пронзительный автомобильный  гудок  --  мимо  со
скоростью   километров   сто  тридцать  как  минимум  промчался
огромный "супер  спорте  далмейн".  Доктор  Армстронг  чуть  не
врезался  в  забор. "Наверняка, один из этих молодых остолопов,
которые носятся по  дорогам  сломя  голову.  До  чего  они  ему
надоели.  А ведь он чудом спасся -- и на этот раз тоже. Черт бы
побрал этого остолопа!"
   Тони Марстон, с ревом проносясь через деревушку Мир,  думал:
"И  откуда только берутся эти колымаги? Ползут, как черепахи, и
что самое противное -- обязательно тащатся  посреди  дороги  --
нет  чтоб посторониться! На наших английских дорогах класс езды
не покажешь. Вот во Франции, там другое дело...
   Остановиться здесь выпить или ехать дальше? Времени  у  него
вагон.  Осталось  проехать  всего  какие-нибудь  полторы  сотни
километров. Он, пожалуй, выпьет  джину  с  имбирным  лимонадом.
Жара просто невыносимая!
   А  на  этом  островке наверняка можно будет недурно провести
время, если погода  не  испортится.  Интересно,  кто  они,  эти
Онимы?  Не  иначе, как выскочки, которым денег некуда девать. У
Рыжика нюх на таких людей. Да и, по  правде  говоря,  что  ему,
бедняге, остается: своих-то денег у него нет...
   Надо  надеяться,  что с выпивкой они не жмутся. Хотя с этими
выскочками ничего наперед не известно. А жаль, что слухи, будто
остров купила Габриелла Терл, не подтвердились. Он бы не  прочь
повращаться  среди  кинозвезд.  Что  ж, надо полагать, какие-то
девушки там все же будут..."

Старик в углу проснулся и сказал:
   -- На море ничего нельзя знать наперед -- ни-че-го!
   -- Вы совершенно правы,  ничего  нельзя  знать  наперед,  --
поддакнул ему мистер Блор.
   Старик икнул раз-другой и жалобно сказал:
   -- Шторм собирается.
   -- Да нет, приятель, -- сказал Блор. -- Погода отличная.
   --  А  я  вам  говорю,  что скоро будет буря, -- рассердился
старик, -- у меня на это нюх.
   -- Может, вы и правы, -- миролюбиво согласился мистер Блор.
   Поезд остановился, старик, покачиваясь, поднялся.
   -- Мне сходить здесь,  --  сказал  он  и  дернул  дверь,  но
справиться с ней не смог. Мистер Блор пришел ему на помощь.
   Старик остановился в двери, торжественно поднял руку, мутные
глаза его моргали.
   --  Блюди себя, молись, -- сказал он. -- Блюди себя, молись.
Судный день грядет
   И вывалился на перрон. Раскинувшись на перроне, он посмотрел
на мистера Блора и торжественно возгласил:
   -- Я обращаюсь к Вам, молодой человек. Судный день грядет.
   "Для него судный день, наверняка, нагрянет скорее,  чем  для
меня",  --  подумал  мистер Блор, возвращаясь на свое место. И,
как оказалось, сшибся.

-- Хозяйкой?
   -- Я секретарь миссис Оним.
   -- Вот как! --  Манеры  Ломбарда  заметно  переменились:  он
заговорил  более  уверенно,  развязно.  -- А вам это не кажется
странным? -- спросил он.
   Вера рассмеялась:
   -- Ничего странного тут нет. Секретарь миссис Оним  внезапно
заболела,   она  послала  телеграмму  в  агентство  с  просьбой
прислать кого-нибудь взамен -- и они рекомендовали меня.
   -- Вот оно что. А вдруг вы познакомитесь со своей хозяйкой и
она вам не понравится?
   Вера снова рассмеялась:
   -- Да ведь я  нанимаюсь  только  на  каникулы.  Постоянно  я
работаю  в  женской школе. К тому же мне не терпится посмотреть
на  Негритянский  остров.  О  нем  столько  писали  в  газетах.
Скажите, там действительно так красиво?
   -- Не знаю. Я там никогда не был, -- сказал Ломбард.
   --  Неужели?  Онимы,  похоже,  от него без ума. А какие они?
Расскажите, пожалуйста.
   "Дурацкое положение, -- думал Ломбард, -- интересно,  знаком
я с ними или нет?"
   --  У  вас  по руке ползет оса, -- быстро сказал он. -- Нет,
нет, не двигайтесь, -- и сделал вид, будто сгоняет осу. --  Ну,
вот! Улетела.
   -- Спасибо, мистер Ломбард. Этим летом такое множество ос.
   -- А все жара. Кстати, вы не знаете, кого мы ждем?
   -- Понятия не имею.
   Послышался гудок приближающегося поезда.
   -- А вот и наш поезд, -- сказал Ломбард.
   У  выхода  с  перрона появился рослый старик, судя по седому
ежику  и  аккуратно  подстриженным  седым  усикам,  военный   в
отставке.   Носильщик,  пошатывавшийся  под  тяжестью  большого
кожаного чемодана, указал ему на Веру и Ломбарда.
   Вера выступила вперед, деловито представилась.
   -- Я секретарь миссис Оним, --  сказала  она.  --  Нас  ждет
машина, -- и добавила: -- А это мистер Ломбард.
   Выцветшие голубые глаза старика, проницательные, несмотря на
возраст,  оглядели  Ломбарда, и, если бы кто-то заинтересовался
его выводами, он мог бы в них прочесть:  "Красивый  парень.  Но
что-то в нем есть подозрительное..."
   Трое  сели  в  такси.  Проехали по сонным улочкам Оукбриджа,
потом еще километра  два  по  Плимутскому  шоссе  и  нырнули  в
лабиринт деревенских дорог -- крутых, узких, поросших травой.
   Генерал Макартур сказал:
   --  Я  совсем  не  знаю  этих мест. У меня домик в Восточном
Девоне, на границе с Дорсетом.
   -- А здесь очень красиво, -- сказала Вера. --  Холмы,  рыжая
земля, все цветет и трава такая густая.
   --  На мой вкус здесь как-то скученно. Я предпочитаю большие
равнины. Там к тебе никто не может подкрасться...  --  возразил
ей Филипп Ломбард.
   --  Вы,  наверное, много путешествовали? -- спросил Ломбарда
генерал.
   Ломбард дернул плечом.
   -- Да, пришлось пошататься по свету.
   И подумал; "Сейчас он меня спросит, успел ли я участвовать в
войне. Этих старых вояк больше ничего не интересует".
   Однако генерал Макартур и не заикнулся о войне.
   Преодолев крутой холм, они спустились петляющей  проселочной
дорогой  к  Стиклхевну  --  прибрежной  деревушке  в  несколько
домишек, неподалеку  от  которых  виднелись  одна-две  рыбацкие
лодки.  Лучи закатного солнца осветили скалу, встававшую на юге
из моря.
   И тут они впервые увидели Негритянский остров.
   -- А он довольно далеко от берега, -- удивилась Вера.
   Она представляла остров совсем иначе -- небольшой островок у
берега, на нем красивый белый дом. Но  никакого  дома  не  было
видно,  из моря круто вздымалась скала, чьи очертания отдаленно
напоминали  гигантскую  голову  негра.  В   ней   было   что-то
жутковатое. Вера вздрогнула.
   У   гостиницы   "Семь  звезд"  их  поджидала  группа  людей.
Согбенный старик судья, прямая как палка  мисс  Эмили  Брент  и
крупный,  грубоватый  с  виду  мужчина  -- он выступил вперед и
представился.
   -- Мы решили, что лучше будет вас подождать, --  сказал  он,
--  и  уехать  всем  разом. Меня зовут Дейвис. Родом из Наталя,
прошу не путать с Трансвалем. Ха-ха-ха, -- закатился он смехом.
   Судья   Уоргрейв   посмотрел   на   него    с    откровенным
недоброжелательством.  Видно  было,  что  ему  не терпится дать
приказ очистить зал суда. Мисс Эмили  Брент  явно  пребывала  в
нерешительности,  не  зная,  как  следует  относиться к жителям
колоний.