ЭДГАР ПО К АННИ
Фордгам, февраля 19-го, воскресенье
Нежный мой друг и сестра, - я боюсь, что в этом письме, которое я пишу
с тяжелым сердцем, вы найдете много того, что разочарует и огорчит вас - ибо
я должен отказаться от моего предположенного посещения - и один Бог знает,
когда я увижу вас и сожму вашу руку. Я пришел к этому решению сегодня, после
того как перечел некоторые из ваших писем ко мне и к моей матери, написанные
с тех пор, как я оставил вас. Вы не сказали этого мне, но я был способен
уловить из того, что вы сказали, что мистер Р. позволил себе (быть может, не
зная этого) подчиниться враждебному для меня влиянию, благодаря злокозненным
для меня искажениям со стороны мистера и мистрис -. Но я чистосердечно
признаюсь вам, милая Анни, что я горд, хотя я никогда не показывал себя
гордым вам или вашим и никогда не покажу. Вы знаете, что я поссорился с -
только из-за вас и мистера Р. Интерес мой явно требовал, чтобы я сохранял с
ними отношения; и, кроме того, они оказали мне некоторые услуги, которые
давали им право на мою благодарность, до тех пор как я не открыл, что они
трубили о своих благодеяниях по всему миру. Итак, благодарность, так же как
интерес, могли побудить меня не оскорблять их; и оскорбления, которые
нанесла мне самому мистрис - , были недостаточны, чтобы заставить меня
порвать с ними. И тогда лишь только, когда я услыхал их говорящими... что
ваш муж есть все что угодно, достойное презрения... тогда лишь только, когда
такие оскорбления были нанесены вам, кого я искренно и самым чистым образом
любил, и мистеру Р., к которому я имел все основании относиться с симпатией
и уважением, я встал и оставил их дом, и обеспечил непримиримую месть того
худшего из дьяволов-врагов, что называется "женщина, которую презрели".
Чувствуя все это, я не могу не думать, что мистер Р. поступает недобрым
образом, когда он, в то время как я отсутствую и не способен защищать себя,
продолжает слушать то, что эти люди говорят в поношение мое. Я не могу не
думать, кроме того, что это самый необъяснимый пример слабости - тупости, -
в которой когда-либо был повинен, в пределах моего знания, мужчина: женщин
легче заманить в подобное. Во ими Бога, чего иного я мог ожидать в ответ на
оскорбление, которое я нанес сумасшедшему тщеславию и самопочитанию мистрис
- как не тому, что она наполнит остаток дней своих раскапыванием всего мира,
чтобы найти какую-нибудь клевету в ущерб мне (и чем лживее, тем лучше для ее
целей) и в фабриковании обвинений там, где она не сможет найти их готовыми?
Конечно, я не предполагал с ее стороны иной линии поведения; но, с другой
стороны, я, конечно, не предполагал, что какой-либо человек, владеющий своим
разумом, когда-либо захочет слушать обвинения, проистекающие из такого
подозрительного источника... Не только я не навещу вас в *, но я должен
более не посылать писем вам и вы мне. Я не могу и не хочу иметь это на своей
совести, что я вмешался в семейное счастье единственного существа в целом
мире, которое я любил, в одно и то же время правдиво и чисто - я не только
люблю вас, Анни, я восторгаюсь вами и уважаю вас еще более - и Небу ведомо,
нет ни одной частицы себялюбия в преклонении моем - я не прошу ничего для
самого себя, я хочу только вашего собственного счастья - и благоприятного
истолкования этих клевет, которые, во имя вас, я претерпеваю теперь от этой
подлой женщины - и которые во имя вас, милая, я охотнейшим образом претерпел
бы, если б они были умножены до стократности - клеветы эти, Анни, на самом
деле вовсе не ранят меня и не причиняют мне ущерба, кроме того, что они
лишают меня вашего общества - ибо вашей привязанности и уважения, я
чувствую, они не могут лишить меня никогда. Что касается ущерба, который
могут причинить мне лжи этих людей, не тревожьтесь об этом - это верно, что
"ад не имеет такой фурии, как женщина, которую презрели", но я уже
встречался с таким мщением раньше, на гораздо более высоких основаниях; то
есть из-за чего-то гораздо менее священного, чем то, что я чувствую как
защиту вашего доброго имени. Я презрил мистрис Э. просто потому, что она
возмущала меня, и до сего дня она никогда не прекращала своих анонимных
преследований. Но к чему они свелись? Она не лишала меня ни одного друга из
тех, кто меня знал и однажды доверял мне - ни, с другой стороны, не
принизила меня ни на один дюйм в общественном мнении. Когда она дерзнула
зайти слишком далеко, я тотчас возбудил против нее преследование (через ее
жалких сообщников) и взыскал примерные протори и убытки - как, без сомнения,
я сделаю тотчас, в случае, если мистер - посмеет сказать хоть одно подсудное
слово... Вы видите теперь, милая Анни, как и почему это, что моя мать и я
сам, мы не можем посетить вас, как мы предполагали... Моим намерением было
попросить вас и мистера Р. (или, быть может, ваших родителей) дать
возможность моей матери столоваться у вас, в то время как я буду на Юге, и я
намеревался отправиться туда после того, как пробуду с вами одну неделю, но
все мои планы теперь расстроились - я взял коттедж в Фордгаме еще на год -
время, милая Анни, покажет все. Да будет сердце ваше спокойно, я никогда не
перестану думать о вас и буду хранить в уме два торжественных обещания,
которые я вам сделал - одно я исполняю благоговейно, а другое (в этом да
поможет мне Небо!) рано или поздно будет исполнено.
Всегда ваш близкий друг и брат, Эдгар