Таким образом, я  имел  предуведомление  этого  в  течение  месяцев.  Я
повторяю, мой добрый дух, мое лояльное сердце! неужели это должно возникнуть
как продолжение вслед за всеми благодеяниями и благословениями,  которые  вы
так великодушно даровали мне? Или вы должны исчезнуть  как  все,  которых  я
люблю и желаю, от моей затемненной и "потерянной  души"?  Я  перечитал  ваше
письмо еще и еще  и  не  могу  счесть  возможным,  с  какой-нибудь  степенью
достоверности, чтобы вы написали его прямодушно.  (Я  знаю,  вы  не  сделали
этого без слез тревоги и сожаления.)  Возможно  ли  это,  что  ваше  влияние
потеряно для меня? Такие кроткие и правдивые натуры всегда верны до  смерти;
но вы не мертвы, вы полны  жизни  и  красоты!  Луиз,  вы  вошли...  в  вашем
волнистом белом платье - "Good morning, Edgar", "Доброе  утро,  Эдгар".  Был
какой-то оттенок условной холодности в вашей торопливой манере, и  весь  ваш
внешний вид, когда вы открыли дверь в кухню, чтобы найти там Медди {Ласковое
прозвище мистрис Клемм, кличка, данная ей Виргинией, когда та была ребенком.
(К. Б.)}, есть мое последнее воспоминание о вас. В вашей улыбке была любовь,
надежда и скорбь вместо любви, надежды и смелости,  как  всегда  раньше.  О,
Луиз, сколько  скорбей  перед  вами!  Ваша  чистосердечная  и  сочувствующая
природа будет постоянно ранена в ее соприкосновении с  пустым,  бессердечным
миром; а что до меня, увы! если только какая-нибудь  правдивая  и  нежная  и
чистая женская любовь не спасет меня, едва  ли  я  проживу  еще  более  года
{После этих слов Эдгар По прожил лишь год и три месяца. (К. Б.)}!  Несколько
коротких месяцев  скажут,  как  далеко  моя  сила  (телесная  и  внутренняя)
пронесет меня в этой жизни здесь. Как могу я верить в Провидение,  когда  вы
смотрите холодно на меня? Разве это не вы возобновили мои надежды и  веру  в
Бога?.. и в человечество? Луиз, я слышал ваш голос, когда вы уходили из глаз
моих, оставляя меня..., но я еще прислушивался к вашему голосу. Я слышал, вы
сказали,  всхлипнув:  "Dear   Muddie",   "Милая   Медди",   я   слышал,   вы
приветствовали мою Катарину {Имя любимой кошки Эдгара По. (К. Б.)},  но  это
было только как воспоминанье... Ничто не ускользнуло от  моего  уха,  я  был
убежден, что это было не ваше великодушное вы сами...,  произносящее  слова,
столь чуждые вашей природе - вашему нежному  сердцу!  Я  слышал,  как  вы  с
рыданьем высказали ваше чувство долга моей матери, и я слышал ее ответ: "да,
Луи... да..."  Почему  отвращается  ваша  душа  от  ее  истинного  дела  для
безуспешного, обращаясь к неблагодарному и жалкому миру?.. Я чувствовал, что
мое сердце остановилось, и я был уверен, что я умру у вас на  глазах,  Луиз,
это хорошо - это счастливо - вы взглянули со слезою в ваших милых глазах,  и
приподняли оконную раму, и сказали о гуаве, которую вы  принесли  для  моего
больного горла.  Ваши  инстинктивные  чувства  лучше  для  меня,  чем  разум
сильного мужчины - я хочу верить, что они могут быть таковыми для вас самих.
Луиз, я чувствую, я не превозмогу - какая-то тень уже упала на вашу  душу  и
отразилась в ваших глазах. Слишком поздно - вы отхлынули  прочь  с  жестоким
потоком... это не испытание обычное - это страшное испытание для меня. Такие
редкие души, как ваша, так украшают эту землю! так освобождают ее от  всего,
что есть в ней отталкивающего и грязного. Так делают лучезарными ее  муки  и
заботы, трудно потерять их из виду даже на краткое  время...  но  вы  должны
знать и быть уверены в моем сожалении и в моей скорби, если что-нибудь,  что
я когда-либо написал, ранило вас. Мое сердце никогда не посягало на  вас.  Я
ставлю вас в моем уважении - со всей торжественностью - рядом с другом моего
отрочества - рядом с матерью моего школьного товарища, о которой  я  говорил
вам, и как я повторил  в  поэме...  как  правдивейшую,  нежнейшую  из  самых
женственных  душ  этого  мира  и  как  доброго  ангела  моей  потерянной   и
затемненной природы. Во имя вас  я  не  скажу  опять  "потерянная  душа".  Я
попытаюсь победить мою печаль во имя бескорыстной вашей  заботы  обо  мне  в
прошлом, и в жизни или смерти я всегда ваш, признательно и преданно,

                                                                 Эдгар А. По

ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН

                                                                  [Без даты]

     Я уже сказал вам, что несколько случайных слов, сказанных о вас... были
первыми, в которых я когда-либо слышал ваше имя упомянутым. Она намекнула на
то, что она назвала вашими "эксцентричностями", и упомянула о ваших печалях.
Ее описание первых странно захватило мое внимание,  ее  намек  на  последние
оковал его и закрепил.
     Она рассказывала о мыслях, чувствах, чертах, капризных  настроениях,  о
которых я знал, что они мои собственные, но которые  до  этого  мгновения  я
считал лишь моими собственными - не разделенными с  каким-либо  человеческим
существом. Глубокое сочувствие завладело немедленно моей душой.  Я  не  могу
лучше изъяснить вам, что  я  чувствовал,  как  сказав,  что  ваше  неведомое
сердце, по-видимому, перешло в мою грудь - чтобы жить там навсегда  -  между
тем как мое, думал я, было перенесено в ваше.
     С этого часа я полюбил вас. С этого времени я никогда  не  видел  и  не
слышал вашего имени  без  трепета  полувосторга,  полутревоги.  Впечатление,
оставшееся у меня в уме, было, что вы еще чья-то жена, и  лишь  в  последние
несколько месяцев я в этом разуверился.
     По этой причине я избегал вашего присутствия и даже города,  в  котором
вы жили. Вы можете вспомнить, что  однажды,  когда  я  был  в  Провиденсе  с
мистрис Осгуд, я положительно отказался сопровождать ее в  ваш  дом  и  даже
заставил ее поссориться со мной из-за упрямства  и  кажущейся  безосновности
моего отказа. Я не смел ни пойти, ни сказать, почему я этого не могу.  Я  не
смел говорить о вас - тем менее видеть вас. В течение целых лет ваше имя  ни
разу не  перешло  моих  губ,  в  то  время  как  душа  моя  пила  в  нем,  с
самозабвенною жаждой, все, что было сказано о вас в моем присутствии.
     Самый  шепот,  касавшийся  вас,  пробуждал  во  мне  трепещущее  шестое
чувство,  смутно  слитое  из  страха,  восторженного  счастья  и  безумного,
необъяснимого ощущения, которое ни на что не  походит  так  близко,  как  на
сознание вины.
     Судите же, с какою дивящейся, неверующей радостью я получил  написанное
хорошо вам известным почерком нежное стихотворение, которое впервые дало мне
увидать, что вы знаете о моем существовании.
     Представление о том, что люди называют Судьбою, утратило тогда  в  моих
глазах свой характер пустоты. Я почувствовал,  что  после  этого  ни  в  чем
нельзя сомневаться,  и  на  долгие  недели  потерялся  в  одном  непрерывном
сладостном сне, в котором все было живым, хотя и неясным, благословением.
     Немедленно после прочтения  посланного  вами  стихотворения  я  захотел
найти какой-нибудь способ указать - не  ранив  вас  видимым  слишком  прямым
указанием - на мое чувство - о, мое острое - мое ликующее - мое  восхищенное
чувство почести, которое вы мне даровали. Выполнить  это,  как  я  хотел,  в
точности что я хотел, казалось, однако,  невозможным;  и  я  был  уже  готов
оставить эту мысль, как глаза мои упали на  том  моих  собственных  поэм,  и
тогда строки, которые я написал  во  время  страстного  моего  отрочества  к
первой, чисто идеальной, любви моей души - к Елене Стэннэрд, о которой я вам
говорил, вспыхнули в моем воспоминании. Я обратился к ним. Они выразили  все
- все, что я сказал бы вам - так полно - так точно и так исключительно,  что
трепет  напряженного  суеверия  пробежал  мгновенно  по  всему  моему  телу.
Прочтите стихи и потом примите во внимание особенную необходимость,  которую
я чувствовал в тот миг именно в  таком,  по-видимому,  недостижимом  способе
общения  с  вами,  каковой   они   доставляли.   Подумайте   о   безусловной
соответственности, с которой они восполняли эту необходимость -  выражая  не
только все, что я хотел бы сказать о вашей наружности, но и все то, в чем  я
так хотел вас уверить, в строках, начинающихся словами

ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН

                                                                  [Без даты]

     Я прижал ваше письмо еще и еще к губам моим,  нежнейшая  Елена,  омывая
его слезами радости или "божественного отчаяния". Но я - который так недавно
в вашем присутствии восхвалял "могущество слов" - что мне теперь лишь слова?
Если бы мог я верить в  действительность  молитвы  к  Богу  на  Небесах,  я,
конечно, преклонил бы колена - смиренно стал бы на  колена  -  в  эту  самую
серьезную пору моей жизни - стал бы на колена, умоляя о словах  -  только  о
словах, которые разоблачили бы вам, которые дали бы мне способность обнажить
перед вами целиком мое сердце. Все мысли - все страсти кажутся теперь слитно
погруженными в это одно пожирающее желание - в  это  хотение  заставить  вас
понять, дать вам увидеть то, для чего нет человеческого голоса - несказанную
пламенность моей любви к вам, ибо так хорошо я знаю вашу природу поэта,  что
я чувствую достоверно, если бы только вы могли заглянуть  теперь  в  глубины
моей души вашими чистыми  духовными  глазами,  вы  не  могли  бы  отказаться
сказать мне это, что, увы! еще решительно вы  оставляете  несказанным  -  вы
полюбили бы меня, хотя бы только за величие  моей  любви.  Не  есть  ли  это
что-то в холодном этом сумрачном мире быть любимым! О, если бы я только  мог
вжечь в ваш дух глубокое - истинное значение, которое  я  связываю  с  этими
четырьмя подчеркнутыми слогами! о, увы, усилие напрасно, и "я живу и  умираю
не услышанный..."
     Если бы я мог только держать вас близко у моего сердца и прошептать вам
странные тайны страстной его летописи, воистину вы увидали бы тогда, что  не
было и не могло быть ни в чьей власти, кроме вашей, подвигнуть меня так, как
я теперь подвигнут - обременить меня этим неизреченным ощущением -  окружить
и залить меня этим электрическим светом, озаряя и возжигая всю мою природу -
наполняя мою душу лучезарною славой, чудом и благоговением. Во  время  нашей
прогулки на кладбище я сказал  вам,  меж  тем  как  горькие,  горькие  слезы
подступали к глазам моим: "Елена, я люблю теперь - теперь -  в  первый  и  в
единственный раз", - я сказал это, повторяю, не в надежде, что вы  могли  бы
мне поверить, но потому, что я не мог не чувствовать, как неравны
     были сердечные богатства, которые мы могли бы предложить друг другу. Я,
в первый раз, отдающий все мое фазу и навсегда, даже в то  время  как  слова
поэмы вашей еще звучали в моих ушах.
     О, Елена, зачем вы показали их мне, эти строки? Ведь было, кроме  того,
какое-то совсем особенное намерение в том, что вы сделали. Самая красота  их
была жестокостью ко мне...
     А  теперь,  в  самых  простых  словах,  какими  я  могу  распоряжаться,
позвольте мне  нарисовать  вам  впечатление,  произведенное  на  меня  вашим
внешним видом. Когда вы вошли в комнату, бледная, колеблющаяся,  и,  видимо,
со стесненным сердцем; когда глаза ваши покоились на  краткое  мгновение  на
моих,  я  чувствовал  в  первый  раз  в  моей  жизни  и  трепещуще   признал
существование духовного влияния всецело вне пределов рассудка, я увидел, что
вы Елена - моя Елена - Елена тысячи снов...  Она,  которой  великий  Деятель
всего благого предназначил быть моей - только моей - если  не  теперь,  увы!
тогда потом и навсегда, в Небесах. - Вы говорили,  запинаясь,  и,  казалось,
вряд ли сознавали, что вы говорили. Я не слышал слов - только мягкий  голос,
более близкий, более знакомый мне, чем мой собственный...
     Ваша рука покоилась в моей, и вся душа  моя  содрогалась  от  трепетной
восхищенности и тогда, если бы не страх огорчить или ранить вас, я упал бы к
ногам  вашим  в  таком  чистом,  в  таком  действительном  обожании,   какое
когда-либо отдавали Идолу или Богу.
     И когда потом, в эти два последовательные вечера всенебесного восторга,
вы проходили туда и сюда по комнате то садясь рядом со мной,  то  далеко  от
меня, то стоя и держа  свою  руку  на  спинке  моего  кресла,  меж  тем  как
сверхприродная  зыбь  вашего  прикосновения  проходила  волною  даже   через
бесчувственное дерево в мое сердце - меж тем как вы двигались так беспокойно
по комнате - как будто глубокая скорбь или самая зримая радость  привиденьем
вставала в вашей груди - мой мозг закружился  под  опьяняющей  чарой  вашего
присутствия, и уже не просто человеческими чувствами я видел, я слышал  вас.
Это только душа моя различала вас там...
     Позвольте мне привести отрывок из вашего письма: "...Хотя мое  уважение
перед вашим умом и  мое  преклонение  перед  вашим  гением  заставляют  меня
чувствовать себя ребенком в вашем присутствии, вы, быть  может,  не  знаете,
что я на несколько лет старше  вас..."  Но  допустим,  что  то,  на  чем  вы
настаиваете, даже верно. Не чувствуете ли  вы  в  вашем  сокровенном  сердце
сердец, что "любовь Души", о которой люди говорят так часто и так  напрасно,
в данном случае, по  крайней  мере,  есть  лишь  самая  предельная  -  самая
безусловная из действительностей? Не чувствуете ли вы - я  спрашиваю  это  у
вашего рассудка, любимая, не менее, чем у вашего сердца - не видите  ли  вы,
что это моя божественная природа - моя духовная сущность горит и, задыхаясь,
стремится смешаться с вашей?  У  души  есть  ли  возраст,  Елена?  Может  ли
Бессмертие смотреть на Время? Может ли  то,  что  никогда  не  начиналось  и
никогда не окончится, принимать  во  внимание  несколько  жалких  лет  своей
воплощенной жизни? О, я почти  готов  поссориться  с  вами  за  произвольную
обиду, которую вы наносите священной действительности своего чувства.
     И как отвечать мне на то, что вы говорите  о  вашем  внешнем  виде?  Не
видел ли я вас, Елена? Не слышал ли я больше, чем мелодию вашего голоса?  Не
перестало ли сердце мое биться под чарованием вашей улыбки? Не держал  ли  я
вашу руку в моей и не смотрел ли пристально в вашу  душу  через  хрустальное
небо ваших глаз? Сделал ли я все это? - Или я в грезе? - Или я сумасшедший?
     Если б вы действительно были всем тем, чем будто  вы  стали,  как  ваша
фантазия, ослабленная и искаженная недугом, искушает вас поверить, все-таки,
жизнь моей жизни! я стал бы любить вас - я стал бы обожать вас  еще  больше.
Но раз есть  так,  как  есть,  что  могу  я  -  что  сумею  я  сказать?  Кто
когда-нибудь говорил о вас без чувства - без хвалы? Кто  когда-нибудь  видел
вас и не полюбил?
     Но теперь смертельный страх меня гнетет; ибо я слишком ясно  вижу,  что
эти возражения - такие неосновательные - такие пустые... Я дрожу при  мысли,
не  служат  ли  они  лишь  к  тому,  чтобы   замаскировать   другие,   более
действительные, и которые вы колеблетесь -  может  быть,  из  сострадания  -
сообщить мне.
     Увы! Я слишком ясно вижу, кроме того, что ни разу  еще,  ни  при  каком
случае, вы не позволили себе сказать, что вы любите меня. Вы знаете,  нежная
Елена, что с моей  стороны  есть  непобедимое  основание,  возбраняющее  мне
настаивать на моей любви к вам. Если бы я не был беден - если б мои недавние
ошибки и безудержные излишества не принизили  меня  справедливо  в  уважении
благих - если бы я был богат или мог предложить вам светские  почести  -  о,
тогда - тогда - с какой гордостью стал бы я упорствовать  -  вести  тяжбу  с
вами из-за вашей любви...
     О, Елена! Моя душа! - Что говорил я вам? - К какому безумию понуждал  я
вас? - Я, который ничто для вас - вы, у которой есть мать  и  сестра,  чтобы
озарять их  вашей  жизнью  и  любовью.  Но  -  о,  любимая!  если  я  кажусь
себялюбивым, поверьте же, что я истинно, истинно люблю вас, и что это  самая
духовная любовь, о которой я говорю, если даже я  говорю  о  ней  из  глубин
самого страстного сердца. Подумайте - о, подумайте обо мне, Елена, и о самой
себе...
     Я бы стал заботиться о вас - нежить вас - убаюкивать. Вы  бы  отдохнули
от заботы - от всех мирских треволнений. Вы бы стали поправляться, и вы были
бы в конце совсем здоровы. А если бы нет, Елена - если б вы умерли -  тогда,
по крайней мере, я сжал бы ваши милые руки в смерти, и охотно - о,  радостно
- радостно снизошел бы с вами в ночь могилы.
     Напишите мне скоро - скоро - о, скоро! - но не много. Не утомляйтесь  и
не волнуйтесь из-за меня. Скажите мне эти желанные  слова,  которые  обратят
Землю в Небо.

                                                               [Подписи нет]

ЭДГАР ПО К ЕЛЕНЕ УИТМАН

                                                                  [Без даты]

     Милая - милая Елена, - я никуда не приглашен, но мне очень нездоровится
- настолько, что должен, если возможно,  отправиться  домой  -  но  если  вы
скажете "Останьтесь", я попытаюсь и сделаю  так.  Если  вы  не  можете  меня
видеть - напишите мне одно слово, чтобы сказать, что вы любите меня, и  что,
при всяких обстоятельствах, вы будете моей.
     Вспомните, что этих желанных слов  вы  никогда  еще  не  сказали  -  и,
несмотря на это, я не упрекал вас. Если вы можете меня увидеть  хотя  бы  на
несколько мгновений, сделайте так  -  если  же  нет,  напишите  или  пошлите
какую-нибудь весточку, которая обрадует меня.

                                                                [Подписи нет]